Война и любовь.

Мы стояли у Москвы-реки,
Теплый ветер платьем шелестел.
Почему-то вдруг из-под руки
На меня ты странно посмотрел --
Так порою на чужих глядят.
Посмотрел и -- улыбнулся мне:
-- Ну какой же из тебя
Солдат?
Как была ты, право,
На войне?
Неужель спала ты на снегу,
Автомат пристроив в головах?
Я тебя
Представить не могу
В стоптанных солдатских сапогах!..

Я же вечер вспомнила другой:
Минометы били,
Падал снег.
И сказал мне тихо
Дорогой,
На тебя похожий человек:
-- Вот лежим и мерзнем на снегу,
Будто и не жили в городах...
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках... 

 Юлия Друнина

Вчера снова читала книгу Светланы Алексиевич " У войны не женское лицо".

Впервые я познакомилась с ней давно, еще когда эта книга была включена в школьную программу, мы изучали выдержки из нее( самые патриотические, я думаю) про геройство молодых девочек на факультативных занятиях в школе. НО теперь, когда я уже далеко не девочка, воспоминания женщин, воевавших рядом с мужчинами воспринимаются совершенно по другому. И цепляет уже не геройство, а совсем другое. Некоторые воспоминания из этой книги  я сегодня хочу поместить и в своем блоге.

 А сейчас будет рассказ о любви...
     Любовь  "  единственное личное событие человека на войне. Все остальное
общее - даже смерть.
     Что явилось для меня неожиданностью? То, что о любви они говорили менее
откровенно,  чем  о смерти.  Все  время что-то  не  досказывали,  как  будто
защищались, всякий  раз  останавливаясь у  некой  черты.  Зорко ее охраняли.
Между ними существовал негласный договор - дальше нельзя. Занавес опускался.
От чего  защищались -  понятно,  от  послевоенных  обид и  наветов. Уж им-то
досталось! После войны у них была еще одна война, не менее страшная, чем та,
с которой они вернулись.  Если кто-нибудь решался быть  искренним до  конца,
вырывалось отчаянное признание, то с обязательной просьбой в конце: "фамилию
мою измените", или  "в наше время об этом не  принято было говорить вслух...
неприлично..." Я слышала больше о романтическом и трагическом.
     Конечно, это не вся жизнь и не вся правда. Но это их правда. Как честно
признался  один из писателей военного поколения: "Будь проклята  война - наш
звездный час!" Это - пароль, общий эпиграф к их жизни.
     А все-таки: какая она, любовь, там? Возле смерти..

"Если мужчины видели женщину на передовой, у них лица становились

другими, даже звук  женского голоса их преображал. Как-то ночью я села возле
землянки и тихонько запела. Я думала, что все спят, никто  меня не слышит, а
утром мне командир сказал: "Мы не спали. Такая тоска по женскому голосу..."
     Перевязываю танкиста... Бой идет, грохот. Он спрашивает: "Девушка,  как
вас  зовут?" Даже  комплимент какой-то.  Мне так странно было  произносить в
этом  грохоте,  в  этом  ужасе  свое имя  -  Оля.  Всегда я  старалась  быть
подтянутой, стройной. И мне часто говорили: "Господи, разве  она была в бою,
такая чистенькая". Я  очень боялась, что  если меня  убьют,  то  буду лежать
некрасивая. Я видела  много убитых  девочек...  В грязи, в воде... Ну... Как
это... Мне  не хотелось так умереть... Другой раз прячешься от обстрела и не
столько думаешь о том,  как  бы  тебя не убило, а  прячешь  лицо.  Руки. Мне
кажется, все наши девчонки  об этом думали. А мужчины  над нами смеялись, им
это казалось забавным. Мол, не о смерти думают, а черт-те о чем, о глупом. О
женской чепухе."

Мы вместе с мужем ушли на фронт. Вдвоем.
     Я многое забыла. Хотя вспоминаю каждый день...
     Кончился бой...  Не  верилось  тишине.  Он гладил  траву  руками, трава
мягкая... И смотрел на меня. Смотрел... Такими глазами...
     Они  ушли группой в разведку. Ждали их два дня... Я не спала два дня...
Задремала. Просыпаюсь от того, что он сидит рядом и смотрит на меня. "Ложись
спать". " "Жалко спать".
     И такое острое чувство... Такая любовь... Сердце рвется...
     Я многое забыла, почти  все забыла. А думала, что  не забуду. Ни за что
не забуду.
     Мы  уже шли  через Восточную  Пруссию, уже  все говорили  о  Победе. Он
погиб... Погиб мгновенно... От осколка... Мгновенной смертью. Секундной. Мне
передали,  что  их  привезли, я прибежала...  Я его  обняла,  я не  дала его
забрать. Хоронить. В войну хоронили быстро: днем погиб, если бой быстрый, то
сразу собирают  всех, свозят отовсюду и роют  большую яму.  Засыпают. Другой
раз одним сухим песком. И если долго на этот песок смотреть, то кажется, что
он движется. Дрожит. Колышется этот  песок. Потому  что там... Там для  меня
еще   живые  люди,  они  недавно   были  живые...  Я  вижу  их,  я  с   ними
разговариваю... Не верю... Мы все ходим и не верим еще, что они там... Где?
     И я не  дала его  тут же  хоронить. Хотела, чтобы  еще была  у нас одна
ночь. Сидеть возле него. Смотреть... Гладить...
     Утром... Я решила, что увезу  его домой. В Беларусь. А  это - несколько
тысяч километров. Военные дороги... Неразбериха... Все подумали, что от горя
я сошла с ума. "Ты должна успокоиться. Тебе надо  поспать". Нет! Нет! Я  шла
от  одного  генерала   к  другому,  так   дошла   до   командующего  фронтом
Рокоссовского. Сначала он отказал...  Ну, ненормальная какая-то! Сколько уже
в братских могилах похоронено, лежит в чужой земле...
     Я еще раз добилась к нему на прием:
     " Хотите, я встану перед вами на колени?
     " Я вас понимаю... Но он уже мертвый...
     "  У меня нет от него  детей. Дом наш сгорел. Даже  фотографии пропали.
Ничего  нет. Если я его привезу на родину, останется хотя бы  могила. И  мне
будет куда возвращаться после войны.
     Молчит. Ходит по кабинету. Ходит.
     - Вы когда-нибудь любили, товарищ маршал?  Я не  мужа  хороню, я любовь
хороню.
     Молчит.
     - Тогда я тоже хочу здесь умереть. Зачем мне без него жить?
     Он долго молчал. Потом подошел и поцеловал мне руку.
     Мне дали специальный самолет на одну ночь. Я  вошла в самолет... Обняла
гроб... И потеряла сознание..."
     Ефросинья Григорьевна Бреус, капитан, врач

 "Моя специальность... Моя специальность - мужская стрижка...
     Приходит девушка... Я  не знаю,  как ее стричь. У нее роскошные волосы,
они вьются. Заходит в землянку командир:
     - Стричь "под мужчину".
     - Но она - женщина.
     - Нет, она солдат. Женщиной она снова станет после войны.
     Все  равно...  Все  равно  чуть  волосы  отрастут, и  я  девчонок ночью
накручивала. Вместо бигудей у нас  были шишки...  Еловые сухие  шишки... Ну,
хотя бы хохолок накрутить..."
     Василиса Южнина, рядовая, парикмахер

.

 "Во время войны...
     Привезли  меня  в  часть... На  передовую.  Командир  встретил словами:
"Снимите,  пожалуйста, шапку".  Я удивилась...  Сняла...  В  военкомате  нас
стригли под мальчиков, но пока мы были в военных лагерях, пока добирались до
фронта,  волосы  мои  немного  отросли.  Стали виться, они у  меня вьющиеся.
Барашек мелкий...  Это сейчас не догадаешься... Уже старая стала... И вот он
смотрит и смотрит на меня: "Я два года женщину не видел. Хочу посмотреть".
     После войны...
     Я жила  в  коммунальной квартире. Соседки  все  были с мужьями, обижали
меня. Издевались: "Ха-ха-а... Расскажи, как ты там б... с мужиками..." В мою
кастрюлю с картошкой уксуса нальют. Всыпят ложку соли... Ха-ха-а...
     Демобилизовался из армии мой командир. Приехал ко мне, и мы поженились.
Записались в загсе,  и  все. Без  свадьбы. А через  год  он  ушел  к  другой
женщине, заведующей нашей фабричной  столовой: "От  нее духами пахнет, а  от
тебя тянет сапогами и портянками".
     Так и живу одна. Никого у меня нет на всем белом свете. Спасибо, что ты
пришла..."
     Екатерина Никитична Санникова, сержант, стрелок

"Мы  стремились...  Мы не  хотели,  чтобы  о  нас  говорили:  "Ах,  эти
женщины!" И старались больше,  чем мужчины, мы еще должны были доказать, что
не  хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение:
"Навоюют эти бабы..."
     А как быть мужчиной? Невозможно быть мужчиной. Наши мысли - это одно, а
наша природа - это другое. Наша биология...
     Идем...  Человек  двести девушек,  а сзади человек  двести мужчин. Жара
стоит.  Жаркое  лето.  Марш-бросок  -  тридцать километров.  Тридцать!  Жара
дикая... И  после нас красные пятна  на песке...  Следы красные...  Ну, дела
эти... Наши...  Как ты  тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают  вид,
что ничего не замечают... Не смотрят под ноги... Брюки на  нас засыхали, как
из стекла  становились.  Резали. Там раны были, и  все время  слышался запах
крови. Нам же ничего  не выдавали... Мы сторожили: когда солдаты  повесят на
кустах  свои  рубашки.  Пару  штук  стащим...  Они  потом  уже догадывались,
смеялись: "Старшина, дай нам  другое  белье.  Девушки наше  забрали". Ваты и
бинтов для  раненых не хватало... А не то, что... Женское белье, может быть,
только  через два  года появилось.  В мужских  трусах ходили и майках... Ну,
идем...  В сапогах! Ноги  тоже  сжарились.  Идем...  К  переправе, там  ждут
паромы.  Добрались  до  переправы,  и  тут   нас  начали  бомбить.  Бомбежка
страшнейшая,  мужчины  -  кто куда  прятаться. Нас зовут... А мы бомбежки не
слышим, нам не  до  бомбежки,  мы скорее в речку.  К воде...  Вода! Вода!  И
сидели там, пока не отмокли... Под осколками... Вот оно... Стыд был страшнее
смерти. И несколько девчонок в воде погибло....
     Может, первый раз тогда я захотела быть мужчиной... Первый раз...
     И вот -  Победа. Я первое время иду по улице - и не верю, что Победа. Я
сяду за стол - и не верю, что Победа. Победа!! Наша победа..."
     Мария Семеновна Калиберда, сержант, связистка

"Мой первый поцелуй...
     Младший  лейтенант  Николай Белохвостик... Ой, смотрите,  покраснела  я
вся,  а  уже  бабушка.  А  тогда  были молодые  годы. Юные. Я думала... Была
уверена...  Что...  Я  никому  не признавалась,  даже подруге,  что  в  него
влюблена. По уши. Моя первая любовь... Может, и единственная? Кто знает... Я
думала: никто в роте не догадывается. Мне никто раньше так не нравился! Если
нравился, то не очень.  А он... Я  ходила  и о нем постоянно  думала, каждую
минуту. Что... Это  была настоящая любовь. Я почувствовала. Все знаки... Ай,
смотрите, покраснела...
     Мы  его хоронили... Он  лежал на плащ-палатке, его только-только убило.
Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро... Прямо сейчас... Нашли старые
березы, выбрали ту,  которая поодаль  от старого дуба стояла. Самая большая.
Возле нее... Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место.
Тут деревня кончается, тут развилка... Но как запомнить? Как запомнить, если
одна  береза на  наших  глазах уже  горит...  Как?  Стали  прощаться...  Мне
говорят:  "Ты - первая!" У меня сердце подскочило, я  поняла... Что... Всем,
оказывается, известно о моей любви.  Все знают... Мысль ударила: может, и он
знал?  Вот...  Он  лежит...  Сейчас его опустят  в землю...  Зароют. Накроют
песком... Но я страшно обрадовалась  этой мысли, что, может, он тоже знал. А
вдруг и я  ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас  ответит...
Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не
ела, в кармане носила.
     Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю... Этот  момент...
Бомбы летят... Он...  Лежит на плащ-палатке... Этот момент... А я радуюсь...
Стою и про себя улыбаюсь.  Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал
о моей любви...
     Подошла  и его поцеловала. Никогда до этого не  целовала мужчину... Это
был первый..."
     Любовь Михайловна Гроздь, санинструктор

Полный вариант книги можно прочесть здесь.

Ну и немного музыки. 

Дорогие мои! Поздравляю вас всех с этим святым и торжественным для нас праздником! Мира, добра и любви всем вам!